— Вась, да уймись ты, — бурильщик, Виктор Шурманов, мужик серьезный и уважаемый (двадцать лет в бурении и две ходки) протянул руку и дернул химика за полу пуховика. — И ты, Сергей, сядь и заткнись. Сотников, б… Я кому сказал!
Увещевание подействовало — Сотников уселся и с видом победителя задрал нос. Вообще, парень он был шебутной, но добродушный, так что для него инцидент был исчерпан. Химик от рывка Шурманова плюхнулся на свое место секундой раньше, только и успев буркнуть «повесишься на барите». Впрочем, эту угрозу никто всерьез не воспринял — чего-чего, а подлянок от химика пока что не было.
Наконец все расселись по жестким сиденьям вдоль бортов, кто-то пристегнулся, кто-то привычно не стал. Конечно, по технике безопасности пристегиваться положено, но, во-первых, ремни были расположены неудобно, во-вторых, сработала исконно русская (хотя здесь были не только русские, но и татары, украинцы, азербайджанцы, белорусы, дагестанцы… даже чеченец один был, не говоря уж о коми и прочих ненцах) надежда на авось и, наконец в-третьих, некоторые после Варандейской трагедии просто боялись пристегиваться. Впрочем, механик, которому положено проверять соблюдение правил, не обратил на это внимания — давно летал и отлично знал, что буровики все равно его проигнорируют.
Загудела сильнее турбина, винты завертелись быстрее и вертолет, несколько раз качнувшись, оторвался от заснеженных бревен вертолетки. Со стороны взлетающий в темноте вертолет довольно красивое зрелище, но сидевшие внутри могли только наблюдать из иллюминаторов серую мглу тумана, да и свет, который по прежнему горел в кабине, видимости пассажирам не улучшал. Впрочем, спустя несколько секунд вертолет из тумана выпрыгнул — оказалось, что туман хоть и густой, но стелется довольно низко, во всяком случае, освещенный по всем правилам кронблок торчал из него и был неплохо виден, а вот то, что ниже — нет.
Лететь предстояло не слишком долго, минут сорок, и эти сорок минут каждый коротал, как мог. Кто-то играл на мобильнике, кто-то разговаривал, хотя это и было затруднительно, кто-то спал. Тот же химик, например, выудил из своего необъятного баула какой-то журнал с анекдотами и погрузился в чтение. Он всегда так — либо увлеченно читал, либо мгновенно засыпал. Второй журнал он сунул Сотникову, тот кивнул и тоже погрузился в чтение или, скорее, в разглядывание картинок — трясло изрядно, да и свет был тускловат, поэтому лишний раз напрягали глаза или фанатики чтения или просто не очень заботящиеся о здоровье люди. Одно другого не исключало, кстати.
Однако полет все тянулся и тянулся. Сорок минут, час, полтора… Некоторые начали с интересом посматривать в иллюминаторы, хотя в темноте разглядеть что-либо было проблематично, а потом вертолет начало крутить.
Многотонную машину вертело вокруг своей оси как игрушку, все быстрее и быстрее — похоже, что-то случилось с хвостовым винтом. Однако, прежде чем сидящие в салоне осознали это, вертолет накренило и с размаху ударило об землю. Люди — и бодрствующие, и так и не проснувшиеся, полетели в одну кучу вместе со своими вещами, грузом, еще какими-то железками. Лампы в салоне синхронно погасли и наступила темнота…
Сколько они так лежали и кто первым пришел в себя и попытался выбраться из образовавшейся в результате падения кучи малы сказать трудно, однако произошло это уже после того, как заглохли турбины — на этом, вспоминая те минуты, сошлись все. Сначала народ шевелился вяло — ничего удивительно после такого удара, да и наступившая темнота отнюдь не способствовала активности, однако вскоре салон осветился неверным, колеблющимся светом — кто-то догадался вытащить и зажечь зажигалку. Потом зажегся второй огонек, третий, потом зажегся фонарик — у кого-то в дешевой китайской зажигалке нашлась такая вот неожиданно востребованная безделушка. А потом народ стал, постанывая и матюгаясь, выползать из кучи, а секунду спустя распахнулся чудом не заклинивший люк и в салон хлынул неожиданно холодный воздух и целая куча снега.
Примерно час спустя выжившие в авиакатастрофе и сохранившие при этом какие-то остатки здоровья подвели первые и весьма неутешительные итоги. Судя по всему, у вертолета отказал хвостовой винт и потерявшая управление машина рухнула на землю, зарывшись в глубокий снег почти на две трети. Каким-то чудом корпус вертолета выдержал и турбину, которая в момент падения еще работала, не сорвало — а то бывает, как авторитетно заявил уже побывавший до этого в подобной катастрофе Шурманов, что турбина от удара сминает корпус и проваливается в салон. Сейчас, правда, то ли сила удара была не столь велика, то ли конструкция оказалась попрочнее. А может, снег смягчил удар — кто знает… Пилоты, конечно, в таких вещах должны были разбираться, но где теперь эти пилоты? Кабина была разбита буквально в лепешку, даже закрытая в момент падения дверь в пилотскую кабину была искорежена настолько, что просто не открывалась. Одного из пилотов выбросило при падении и буквально насадило на сук некстати попавшейся на пути сосны, у второго даже головы не нашли — снесло ударом. Бортмеханик, правда, оказался жив, но был без сознания и, судя по всему, ударило его так, что мог и не выжить. Во всяком случае, то, что сломаны нога и обе руки видно было сразу, да и ребра, похоже, были помяты. Во всяком случае, именно такой диагноз выдал Гриша-ситовой, сказав, что он такого в Чечне навидался. Грише поверили безоговорочно — несмотря на относительную молодость, он успел не только бросить пединститут и отслужить срочную в морской пехоте, но и послужить по контракту и даже повоевать, был ранен и, вероятно, знал, что говорит.