Ну а дальше пошло обсуждение деталей операции, которую уже считали неизбежной — решение было принято, чего еще надо? В том, что планету захватят без серьезных проблем, Ковалев не сомневался. Теоретически, один единственный линкор был способен захватить любую местную планету или превратить ее в пыль. Существующие здесь и сейчас системы планетарной обороны конкуренции бронированным выходцам из далекого прошлого составить никак не могли — их, теоретически, должны были смести походя. Правда, требовалось соблюсти приличия, поэтому дату начала атаки решили совместить со сроком истечения времени ультиматума о безоговорочной капитуляции и переходе планеты под юрисдикцию империи безо всяких дополнительных условий. Ультиматум решено было отослать немедленно, а времени на раздумье дать пять местных суток — именно за это время имперская эскадра могла заправиться, погрузить десантные части и прибыть к месту атаки. Ну и сутки еще запаса — мало ли что. В том, что сопротивление оказать попытаются, никто не сомневался — как известно, дорвавшиеся до власти просто так ее не отдают. Поэтому ровно через минуту по истечению времени, данного на размышление, линкоры должны были начать бомбардировку планеты, благо система маскировки позволяла им расположиться в непосредственной близости от нее. Угрызений совести Ковалев не испытывал ни малейших — в конце концов, обреченному государству, равно как и его соседям, уже было выслано предложение, которое они вежливо и в завуалированной форме отклонили. Теоретически ультиматум давал правительству планеты шанс одуматься, ну а воспользуются они шансом или нет — это уже были только их проблемы.
Дальнейшее было чисто технической проблемой, причем проработанной штабом Ковалева заранее, еще по дороге сюда, поэтому заморачиваться не стали, а продолжили наливаться спиртсодержащими жидкостями. Попутно обсуждали мелкие вопросы, которых во время отсутствия Ковалева накопилась масса. Правда, если деловой разговор шел достаточно бодро, то неформальное общение на сей раз не клеилось совершенно, поэтому вскоре сначала Дайяна, а потом и Шерр покинули их компанию. Ковалев с Шурмановым некоторое время еще сидели, пили и закусывали, а потом Ковалев, аккуратно заблокировав двери и включив защиту от прослушивания, негромко сказал:
— Семеныч, хорош жрать и включай мозг. У меня есть к тебе серьезный разговор…
Шурманов проглотил остаток колбасы и вытер руки о китель. Вот ведь зараза, вроде умный человек, но сколько не цивилизуешь его, а как чуть выпьет — готово дело, тормоза исчезли, и вся наносная культура исчезает, и сидит перед тобой крепкий мужик с наглой рожей, абсолютно не разбирающийся, что прилично, а что — нет. И, главное, знать о приличиях ничего не желающий.
Ковалев со вздохом толкнул к нему капсулу антидота. Шурманов, соображаловку отнюдь не растерявший, кивнул, брезгливо взял капсулу двумя пальцам, посмотрел на нее, как солдат на вошь, но все же кинул ее в рот и с омерзением сглотнул, запив коньяком — видать, чтобы пошла лучше.
Буквально через минуту взгляд его прояснился, а лицо скривилось — все правильно, первой реакцией на антидот является протрезвление, второй — головная боль. Правда, короткая — несколько секунд, но сильная. Впрочем, терпеть можно, а Шурманов — мужчина, значит, вытерпит.
— Ну и чего ты хочешь? — спросил Шурманов, отдышавшись? — Всю малину испоганил, шельмец.
— Семеныч, я тебя хоть раз не по делу напрягал?
— Ну нет. Но все же когда-то бывает впервые. Да, кстати, а это тебе на хрена? — Шурманов ткнул пальцем в лежащую на столе глушилку. — Что, не доверяешь кому?
— Доверяю, — Ковалев улыбнулся, взял мерцающую синим огоньком серебристую коробочку глушилки, сунул в карман. — Тебе вот доверяю…
— Та-ак… Тогда я уже вообще не понимаю ничего.
— Сейчас объясню. На линкоре, кстати, эта хрень мне бы не потребовалась, но эту станцию я не знаю, и какие на ней есть сюрпризы — тоже не знаю, поэтому и включил защиту. Надо было, конечно, потом встретиться, на корабле, ну да хрен с ним, мне результат уж больно интересен. Скажи, доктор наш свою зомби-машинку перенастроил?
— Вроде, да, во всяком случае, все через нее прошли уже по второму кругу. Блокировку, говорит, переменил.
— Ну и как тебе?
— Ну как… Как будто и нет ее, блокировки этой.
— Это хорошо. Фишка в том, Семеныч, что ее у тебя, похоже, и вправду нет.
Вот теперь Шурманова проняло по-настоящему. Он несколько секунд удивленно смотрел на Ковалева, а потом по привычке полез за сигаретами, забыв, что Шерр давным-давно вылечил его от этой вредной привычки. Как ни странно, сигареты нашлись, хотя и не у него, а в кармане предусмотрительного адмирала. Глубоко затянувшись, Шурманов закашлялся — отвык уже, но все же сумел выдавить:
— Это как же так понимать?
— На три буквы.
— Парень, ты мне не крути. Я ведь…
— Семеныч, я тебя хоть раз подводил?
— Ну, было дело, — задумчиво улыбнулся Шурманов.
— Так, спокойно. То было давно и неправда. Ладно, слушай, поясню — второй раз разжевывать не буду. И аккуратнее — не дай Бог, узнает кто.
— Могила, — старый бурильщик с чувством стукнул себя кулаком в грудь.
— Все очень просто, если вдуматься. Как ты думаешь — кто такой Шерр?
— Ну, доктор…
— А вот хрен тебе он доктор, — Ковалев сложил незамысловатую фигуру из трех пальцев, полюбовался полученным результатом и пояснил удивленно глядящему на него Шурманову: — То есть, возможно, формально он и доктор, но по факту любой наш практикующий хирург или терапевт даст ему сто очков форы. Царапину перевязать — вот его предел, и то не факт, что сумеет.